Уникальность басен Крылова. Крылов - мастер
Крылов - баснописец
Кочевая жизнь. - Рига. - Карты. - Петербург. - Положение Крылова в обществ. - Жизнь в столице. - Война и патриотизм. - Комедии Крылова. - «Кукла». - Успех «Модной лавки». - Дом Оленина. - «Илья-богатырь». - Первые басни. - Слава. - Друзья. - Дмитревский. - А. Н. Оленин. - Князь Шаховской. - Эпиграмма Хвостова. - Месть Крылова. - Сдержанность. - Осторожность Крылова. - Литературные вечера. - «Драматический Вестник». - Терпимость Крылова. - Художественное значение его басен. - Развитие Крылова. - Ум и сердце. - «Листы и корни». - «Колос». - Смех Крылова.
Крылов продолжает вести кочевую жизнь, то уединяясь в деревне, то забываясь среди развлечений столицы. Говорят, что в Риге выиграл он в карты большую сумму, тысяч тридцать, которую однако опять проиграл. Игру продолжает он и в Петербурге; однажды он впутался в какую-то шайку шулеров и по приказанию генерал-губернатора едва не был выслан из столицы. Державин, известный своей прямотой и честностью, также подвергался обвинениям подобного рода - до такой степени увлекала тогда многих игра.
Однако вся последующая жизнь Крылова говорить о том, что он силою воли и ума вышел чистым из всех этих увлечений и страстей. Да и в то время уже, несмотря на некоторые недостатки, Крылов пользовался уважением и любовью многих.
Литератор уже с известным именем, молодой человек умевший образовать в себе несколько талантов, за которые так любят в свете, драматически писатель, вошедший в дружеские отношения с первыми артистами театра, журналиста, с которым были в связи современные литераторы - Крылов не мог почти заметить, как ускользал от него год за годом посреди развлечений столицы. Он участвовал в приятельских концертах первых тогдашних музыкантов, прекрасно играя на скрипке. Живописцы искали его общества, как человека с отличным вкусом. В дополнение пособий по литературе Крылов выучился по-итальянски и свободно читал книги на этом языке. Ему не было уже чуждо и высшее общество столицы, где в то время так радушно принимались люди с дарованиями. Жизнь в Петербурге текла в это время весело и разнообразно. Недаром в день воцарения Александра I на улицах города встречные обнимались и целовались, поздравляя друг друга. Столица ожила. Вернулись литература и искусство. Особая комиссия изыскивала способы устройства и украшения города, а Гваренги и другие архитекторы строили дворцы, каналы, мосты и т. п. Салонам придавали особое оживление французы-эмигранты и постоянные споры и толки о Наполеоне и событиях войны. Последняя вызывала сильный подъем патриотического духа. В театре нередко собирались в ложах некоторых знатных лиц узнавать вести с поля битвы и забывали о спектакле. На сцене имели успех все произведения, намекавшие на текущие события, особенно все, что относилось к величию Александра I. Вместе с модами вернулась и сатира на них. Крылов написал две комедии: «Урок дочкам» и «Модная Лавка». Последняя имела особенно большой успех. В одной сцене комедии помещица хочет видеть хозяйку модной лавки, мадам Каре. Девушка Маша говорит, что пойдет ей доложить.
Сумбурова. Уж и доложить, жизнь моя! ведь это только у знатных.
Маша. И, сударыня, тот уже знатен, до кого многим нужда.
До француженки-модистки всем была нужда и не в одной лишь России. «Приехала ли кукла?» вот вопрос, волновавший всю Европу. «Каждую неделю из улицы Сент-Оноре в Париже отправлялась кукла, одетая по последней моде, принятой в Тюильри. Она должна была просвещать дам в Лондоне, Вене и Петербурге на счет того, как следовало чесаться, обуваться и душиться, чтобы не отстать от моды. Она проникала, говорят, даже в гарем турецкого султана, где приводила в восхищенье султанш и всех других более или менее законных его жен. У этой знаменитой куклы, над которой трудилось пятьдесят рабочих рук и двадцать различных искусств, все заслуживало внимания, начиная от рубашки и кончая веером, от пряжек на башмаках до локонов на голове». В день взятия Бастилии кукла впервые была задержана. Вскоре она стала появляться неаккуратно. Париж не утратил первенства вкуса, но республиканцы относились к кукле как к аристократке. Теперь, в начале нового века, негодование Европы против Наполеона опять обратилось на всю Францию: Европа по-прежнему покорно принимала парижские моды, но воины коалиции задерживали куклу, точно нового троянского коня, как эмиссарку революционных идей.
В Петербурге даже в высшем свете возникли салоны, задавшиеся целью бороться с французским влиянием из ненависти к Наполеону, врагу России. Салоны эти прекрасно изображены в романе Толстого «Война и Мир». На литературных вечерах у Державина, Оленина, князя Шаховского также энергично велась война с этим влиянием. Крылов принадлежал всей душой к этому кругу, был связан самыми дружескими узами со всеми членами его, и по просьбе и внушению этих друзей взялся за перо, написав упомянутую уже комедию «Модная Лавка». «Во время представления её партер был всегда полон и хохот не умолкал», словом успех был огромный, но не надолго. Комедию скоро забыли, как только прошел воинственный задор. Князь Шаховской заведывал репертуаром театра. Он не любил переводных комедий и чтобы уничтожить совсем любимую тогда легкую венскую онеру «Русалку», которую уже и без того впрочем переделали в «Днепровскую Русалку», он упросил Крылова написать новую оперу. Крылов в самом деле написал оперу «Илья-Богатырь», которую поставили с необыкновенно роскошной обстановкой. Подъем патриотического духа создал успех и этому слабому произведению. Во всяком случае Крылов был и остался главным выразителем вражды к подражанию и заимствованиям.
В 1809 году в первый раз вышли отдельным, изданием 23 басни Крылова, кончая баснею «Петух и Жемчужное зерно». Никогда еще ни одна книжка на Руси не имела такого успеха. Всюду проникали его басни, одинаково вызывая восторг и в богатых чертогах вельмож, и в самом бедном закоулке, и среди заброшенных на чужбину воинов.
С той же минуты стали по этой книжке учиться грамоте дети, а иногда и взрослые. Вместе с грамотой стали учиться по ней и чести, и правде. Как ветер заносит летучие семена в трещину скалы, и на бесплодном камне вырастает прекрасный куст, так эти басни, попадая в темное царство лжи, невежества и порока, давали новые, свежие ростки в сердцах людей.
Много светлых минут принесли они с собой, и с каждой новой басней отголоски свежего, звучного смеха стали будить темное, непробудное царство. Слава Крылова началась уже раньше выхода книжки.
В конце 1805 года Крылов сознал уже свои силы в этом роде литературы и в Москве, как мы сказали выше, передал славному тогда поэту И. И. Дмитриеву свой первый перевод из Лафонтена. «Это истинный ваш род», сказал тот ему: «наконец вы нашли его».
Таким образом Крылов убедился, что инстинкт и разум не обманули его. Но если еще могли быть в нем сомнения, то успех первых же басен их устранил. Несмотря на то, что больше года осторожный Крылов берет еще сюжеты у Лафонтена, свежесть его таланта, сила и оригинальность в передаче и мастерстве рассказа таковы, что ореол славы сразу окружат его имя в столице. Крылов становится центром и душою того круга людей, где ему прежде покровительствовали, как талантливому человеку. Его ищут везде. Авторы пьес ищут его одобрения; иногда они недовольны его появлением в театре - его оригинальная фигура и некрасивое лицо отвлекают внимание зрителей от сцены. Его появления ждут с нетерпением на литературных вечерах, и вопрос: «прочтет ли что-нибудь Крылов» - занимает всех и привлекает слушателей. А Крылов читает мастерски, да не всегда его можно упросить. Ласкаемый и любимый всеми - простыми и знатными, предмет особых попечений женщин - хозяек дома, это уже не тот Крылов, какого видели раньше. Тяжелый на подъем, но незлобивый и добродушный, он всегда одинаково остроумен и ласков. Цельность натуры и мощь таланта соединились в гармоническом покое. Улеглось брожение сил, стихли волнения молодости, и его личность, характер житейских отношений тесно слились с его эпическим талантом.
Престарелый Дмитревский, когда-то жестоко поразивший надежды юноши-Крылова, теперь радостно приветствует его успехи. Разница в 32 года исчезает совершенно. «Крылов приходил к нему, как в дом своего родственника. За сытным обедом, всегда состоявшим из одних чисто русских блюд, в халатах (если не было посторонних), они по своему роскошничали, и после стола оба любили, по обычаю предков, порядочно выспаться».
Крылову все друзья: и старые, и молодые. Первые ценят в нем особенно мудрость, последние - очарование гения-художника. Он - Оленист, т. е. принадлежит к тому кругу, что собирается в доме Оленина. Оленин бюрократ, занимающий видное общественное положение с различными должностями, считается центром петербургских патриотов. Дом его становится центром, главным образом благодаря чисто русскому радушию его жены, Елизаветы Марковны. Крылова называет она ласкательным именем «Крылышко», заставляя этим смеяться Крылова, который сам не прочь подтрунить над своей увесистой фигурой. Он умеет отомстить и теперь неосторожному врагу или насмешнику, но так, «как только умеет мстить умный и добрый Крылов». Как ни сдержан был Крылов, он не мог не посмеяться над знаменитым в своем роде графом Д. И. Хвостовым, бездарным стихокропателем, беспощадно мучившим публику чтением вслух своих произведений. Этот Хвостов писал и басни, и даже упрекал Крылова в заимствовании у него, Хвостова. Крылов посмеялся над ним. Хвостов сочинил грубую эпиграмму:
Небритый и нечесаный,
Взвалившись на диване,
Как будто неотесанный
Какой-нибудь чурбан, Л
ежит совсем разбросанный
Зоил Крылов Иван:
Объелся он иль пьян?
Не смея выдать свое имя, Хвостов распускал эти стихи с видом сожаления, что находятся люди, которые язвят таланты вздорными эпиграммами. Но его выдавало уже слово «зоил». Сдержанный Крылов никогда не порицал, скорее, напротив, хвалил все или молчал, как будто соглашаясь. Если Хвостов вызвал его эпиграмму или сатирическое замечание, то только потому, что был смешон со своим непременным желанием быть поэтом во что бы то ни стало. Крылов угадал автора, эпиграммы и сказал: «в какую хочешь нарядись кожу, мой милый, а ушка не спрячешь»; под предлогом желания прослушать какие-то новые стихи графа Хвостова, он успел обмануть доверчивого в этой слабости графа, напросился к нему на обед и ел за троих. «Когда же после обеда Амфитрион, пригласив гостя в кабинет, начал читать свои стихи, он без церемонии повалился на диван, заснул и проспал до позднего вечера». Эпиграммами в то время не обижались. И они, в подражание французам вошли в моду. Крепостное право давало возможность жить весело и привольно, а о неудобствах этого порядка никто пока не думал. В гостиных горячо спорили о разных вопросах, но без гнева, только «для сварения желудка». Некоторые славились остротами и экспромтами. Один из главных членов патриотического кружка Оленина и Шишкова - А. С. Хвостов, особенно быль знаменит в этом роде. Когда генерал Львов, любитель сильных ощущений, решился подняться с Гарнеренем на воздушном шаре, А. Хвостов сказал ему экспромт:
Генерал Львов
Летит до облаков
Просить богов
Об уплате долгов.
На что тот, не задумываясь, отвечал:
Хвосты есть у лисиц, хвосты есть у волков,
Хвосты есть у кнутов.
«Берегись Хвостов!»
Всю остроту своего языка сохранил Крылов для своей басни, все больше уходя в себя в жизни. Самые крупные таланты дорожили теперь его мнением. Озеров давал ему одному из первых читать свои произведения. Крылов все хвалил. Как ни был сдержан Дмитревский, он не молчал, но зато умел сказать. Когда он говорил с автором какой-нибудь новой пьесы, люди, хорошо знавшие его, вертелись на стуле от сдержанного смеха. Когда Державин заметил о некоторых недостатках «Дмитрия Донского» Озерова, трагедии, имевшей необыкновенный успех, так как все слова в ней относились к современным событиям, к Александру и французам, - «да, конечно», отвечал Дмитревский: «иное и неверно, да как быть! Можно бы сказать много кой-чего о содержании трагедии, но впрочем надо благодарить Бога, что у нас есть авторы, работающие безвозмездно для театра. Обстоятельства не те, чтобы критиковать такую патриотическую пьесу. Таких людей, как Озеров, надо приохочивать и превозносить, а то неравно, Бог с ним, обидится и перестанет, писать. Нет, уж лучше предоставим критику времени: оно возьмет свое, а теперь не станем огорчать такого достойного человека безвременными замечаниями». Крылов молчал, но конечно думал также.
Одинаковые вкусы и симпатии связывали Крылова дружбою не только с семьей Оленина, но и с князем Шаховским. Крылов поселился в том же доме Гунаропуло у Синего моста, на углу Большой Морской. Квартиры их были рядом. Ни чтение па литературном вечере, ни чаепитие не начиналось раньше, чем придет Крылов. «Теперь все на лицо, Катенька», говорил князь, «как бы чаю». - «Ивана Андреевича еще нет», отвечала она и посылала сказать Крылову, что чай готов. Являясь, он всегда находил не занятым свое кресло в углу, возле печи. «Спасибо, умница, что место мое не занято», говорил он Екатерине Ивановне: «тут потеплее». Если читали новую пьесу и неумеренно хвалили автора, Крылов никогда не возражал, и лишь иногда улыбался или переглядывался с кем-нибудь поумнее из общества. «За что же, не боясь греха, кукушка хвалит петуха? За то, что хвалит он кукушку». Так сказал он в басне своей, много лет спустя. Впрочем Шаховской, которого, как начальника репертуарной части, забрасывали произведениями, сам раз ответил на советь топить этими пьесами свою холодную квартиру, что у него стало бы еще холоднее, так мало в них жизни и огня. «Совсем бы заморозило».
«А ты не слыхал», говорит князь Шаховской графу Пушкину, «что Крылов написал новую басню, да и притаился, злодей!» С этим словом он вскакивает с дивана и кланяется в пояс Крылову. Князь Шаховской толст и неуклюж, но проворен. Вся фигура его очень оригинальна, но всего оригинальнее нос и маленькие живые глаза, которые он беспрестанно прищуривает; говорит он скоро и пришепетывает.
«Батюшка, Иван Андреич», просит он: «будьте милостивы до нас бедных, расскажите нам одну из тех сказочек, которые вы умеете так хорошо рассказывать». Крылов смеется, «а когда смеется Крылов, так это не даром, должно быть смешно». Слушающие басню в первый раз уже знают ее наизусть. Обыкновенно умоляют его прочесть снова. Иногда - ко всеобщему восторгу - у него есть басенки две-три, иногда напротив нельзя упросить его читать. Читает он обыкновенно под конец литературного вечера, вознаграждая таким образом всех за скуку. Его приберегают к концу еще и потому, что после него никто не может решиться читать. Здесь, на вечере у Шаховского, прочел Крылов в мае 1807 года свою первую оригинальную басню «Ларчик», потом - «Оракул». Конечно и раньше не было бы недостатка у Крылова в оригинальном сюжете, но осторожный автор, сознавая, на какой великий путь вступает он, и имея соперника в знаменитом и популярном тогда баснописце Дмитриеве, счел более осмотрительным начать с подражания ему и Лафонтену. Но как скоро превзошел он его! «Ларчик» - первая оригинальная басня Крылова; она почти не потерпела изменений, тогда как первую переводную басню «Дуб и Трость» он переделывал 11 раз, все приближаясь к оригиналу. Напротив «Разборчивая невеста» написана им свободно и поэтому очень мало потребовала переделки. Также и впоследствии все басни, сюжеты которых взяты им у Лафонтена или Эзопа, обработаны так свободно, в духе русской народности и языка, что под его пером стали вполне оригинальны и мастерством рассказа часто превосходить даже Лафонтена. Такова, например, басня «Муха и Дорожные», где так прекрасен колорит русской жизни и природы:
«Гуторя слуги вздор, плетутся вслед шажком,
Учитель с барыней шушукают тишком,
Сам барин, позабыв, как он к порядку нужен,
Ушёл с служанкой в бор искать грибов на ужин».
Литературные вечера не были однако особенно веселы, особенно для человека с умом и вкусом Крылова. Только дружеские связи заставляли его являться, а ужины выкупали несколько обязанность скучать. Ужина многие, как и он, ждали с нетерпением, и жаловаться в этом отношении обыкновенно никто не мог. Крылов говорил, что перестанет ужинать лишь в тот день, когда перестанет и обедать. Ему старались угодить русскими тяжелыми блюдами, и утомить его количеством их было невозможно. Враг иноземцев, он не был врагом иноземных устриц, истребляя их зараз хотя не более 100 штук, но и не менее 80.
Раннею весною любимейшим местом гулянья всего Петербурга были, как и теперь, Невский проспект да еще Адмиралтейский бульвар. Но и Биржа становилась тогда клубом целого города; открытие навигации и прибытие первого иностранного корабля составляли эпоху в жизни петербуржца. В лавках, за накрытыми столиками прельщались гастрономическими устрицами, привезенными известным в то время голландским рыбаком на маленьком ботике, в сообществе одного юнги и большой собаки. Тут же коренастый голландец, в чистом фартуке, быстро вскрывал их обломком ножа. Крылов отдавал честь устрицам, как гастроном, и в то же время оставался наблюдателем. Из маленьких окошечек трехмачтового корабля выглядывали хорошенькие розовые личики - немок, швейцарок, англичанок, француженок, приехавших на должности в барские дома. Тут же выгружались английские буцефалы, и их окружали знатоки. Набережная и лавки превращались в импровизированные рощи померанцевых и лимонных деревьев, пальм, фиг, вишен в цвету и т. д. Были тут и птицы заморские, и другие редкости. На Неве по воскресным дням бывали еще кулачные бои. Крылов любил развлечения и зрелища всякого рода. После обеда, под вечер, гулял он в Летнем саду, слушая музыку. Еще в Екатерининское время давались здесь празднества для народа, и гуляющих привлекала роговая музыка придворных егерей в великолепных мундирах, тогда зеленых, а теперь красных с золотым позументом, и в трехугольных черных шляпах с белыми плюмажами. В увеселительных садах Крылов охотно смотрел пантомимы, потешные огни и представления «мастеров физических искусств», и т. п. Одна только часть Петербурга была еще в запустении - невские острова, остававшиеся необитаемыми. Сообщения между ними, т. е. мостов, не было. «Густая зелень сих островов меня восхищала», говорит современник: «зелень берегов отражалась в зеркале Невы. Само глубокое молчание, которое царило вокруг и было прерываемо только шумом весел, имело что-то величественное. Изредка попадались ялики, нагруженные купеческой семьей и самоваром». Нева еще не успела одеться в свой гранить, но и это совершилось на глазах «дедушки» Крылова, в его долгий век.
Князь Шаховской своим происхождением с одной стороны, службой и любовью к сцене с другой - связывает два мира: вельмож и знатных лиц с кругом литераторов. Но и литературные друзья его часто занимают видное положение: Оленин, Державин, Шишков и др. - все люди с высоким положением и связями. На литературных вечерах, происходивших по очереди у них, а также у сенатора Захарова, общество бывает такое, что вечер часто больше походит на раут у дипломата. В самом деле, здесь толкуют о войне, - иногда присутствует сам главнокомандующий Каменский, тоже любитель литературы, - или о мерах внутренней политики. Споры о Наполеоне и Европе кончаются иногда заявлением Шишкова, что император знает во всяком случае, что делать. Либеральными мерами Александра и его дружбой с Наполеоном после Тильзитского мира здесь недовольны, тем более, что это сближение отражается опять-таки в заимствованиях, которых эти люди так не любят. Это настроение неудовольствия против перемен отразилось в баснях Крылова: «Огородник и Философ», «Парнас», «Синица», «Воспитание Льва» и других. Литературные вечера были прелюдией знаменитого концерта «Беседы любителей русского слова», общества, более известного под названием просто «Беседы». Раньше чем сложилось общество, выразителем мнений этого кружка служил «Драматический Вестник».
Издателем его был князь Шаховской, но главной поддержкой - Крылов. Подписчиков было не много, но, благодаря басням, которые помещал здесь Иван Андреич, номера его переходили из рук в руки и попадали иногда в самые далекие углы провинции. Орган этот боролся с новым направлением в литературе и на сцене - со школой Карамзина, с европеизмом. Из всего кружка шишковцев и оленистов, один Державин понимал достоинства Карамзина. Крылов несомненно чувствовал крайности узкого патриотизма Шишкова в языке и слоге и говорил о его «руководстве», что читать его должно, но руководиться им не следует; однако патриархальность его натуры, воспитание, которого корни были в почве прошлого века, пробелы в его образовании и полное незнакомство с Европой, делали его врагом всего иноземного, при всей его гуманности и любви к просвещению. Приятельские связи с Олениным и его друзьями утвердили в нем взгляды и убеждения, выразителем которых он остался навсегда. От всех других членов дружеского кружка отличался он однако трезвым умом и талантом. То и другое спасло его от нетерпимости к чужому мнению. Никогда не воздвигал он гонения на что бы то ни было новое, свежее. Он подмечал лишь смешную, комичную сторону явления и подсмеивался над этим в баснях. Правда, и это было несвоевременно, когда новое, свежее и без того с трудом пробивало себе путь, но, благодаря иносказательной форме, Крылов оставил много ценного даже в тех баснях, за которые - одни обвиняли его, а другие неудачно защищали. Все оправдание Крылова в том, что, благодаря художественному таланту, басни эти хороши, а понимать их и толковать мы можем теперь помимо той морали, какая навязывалась им тогда, хотя бы даже самим автором. Гениальный баснописец и сатирик, он не мог быть и не был общественным писателем уже потому, что не стоял по развитию впереди своего века, а также потому, что обладал мудростью, трезвым умом и талантом сатирика, но не настроением и чувством. Когда написал он комедию «Урок Дочкам» и «Модную Лавку», его хвалили за «совершенное отсутствие самого автора» в пьесе. Конечно, присутствия автора не должно быть заметно, но пульс его должен слышаться в пьесе, чего Крылов никогда не проявлял.
Его отношение к брату и к семье Оленина показывает однако, что он был великодушен, добр и привязчив. Его все любили. «Он желал всем счастья и добра, но в нем не было горячих порывов доставить их своему ближнему» - так говорят о нем те, кто понимал его хороню, кто знал его мысли, благородные побуждения и поступки. В нем было равновесие ума и сердца. Однако трезвый ум преобладал, благодаря может быть физическим качествам, и он жил по расчету рассудка: «физическая ли тяжесть, крепость ли нервов, любовь к покою, лень или беспечность, только Крылова не так легко было подвинуть на одолжение или на помощь ближнему». «Крылов всячески отклонялся от соучастия в судьбе того или другого лица». Этот расчет холодного, трезвого ума внес он и в свои басни.
Его покоя не смущал крепостной гнет, не смотря на его гуманность. В басне «Листы и Корни» он выразил трезвое убеждение лишь в важном значении производящего класса, в басне «Колос» он как бы отвечает тем, кто находит это недостаточным, и дополняет значение басни «Листы и Корни» тою мыслью, что всякое состояние имеет свои права и требования. Все недостатки Крылова, как представителя патриархального прошлого, значительно выкупаются его терпимостью. Под сенью этого дуба расцветало новое поколение, и знаменитые слова Грибоедова –
«А судьи кто?.. За древностию лет,
К свободной жизни их вражда непримирима»
не коснулись старого уже тогда Крылова. Напротив, он был одним из первых, сочувственно внимавших молодому поэту, когда последней читал свою, еще не напечатанную, комедию в небольшом кругу избранных.
Не даром так часто тонкая улыбка являлась на губах Крылова в архаических беседах членов «Беседы». Крылов не был впереди своего времени и не понимал многих новых явлений, что отразилось в некоторых его баснях, но это не мешало ему будить своим смехом спящее царство…
Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги Там помнят о нас автора Авдеев Алексей ИвановичВладимир Крылов На привале Крылов, свалив под елку тяжеленный ящик с толом, вспомнил, как прошлой весной под гул аплодисментов и одобрительных возгласов болельщиков уверенно поднимал штангу, которая была куда больше весом, чем этот ящик. Свыше девяноста килограммов
Из книги Полководцы и военачальники Великой Отечественной-1 автора Киселев (Составитель) А НПолковник запаса А. Крылов, полковник В. Соколов Маршал авиации Семен Жаворонков Погожим летним днем 1926 года на одном из подмосковных аэродромов появился среднего роста военный в форме пехотинца. Среди тарахтевших повсюду моторов проносившихся над головой крылатых
Из книги Во имя Родины. Рассказы о челябинцах - Героях и дважды Героях Советского Союза автора Ушаков Александр ПрокопьевичКРЫЛОВ Николай Николаевич Николай Николаевич Крылов родился в 1918 году в селе Петропавловка Уйского района Челябинской области в крестьянской семье. Русский. Работал в родном селе трактористом. В 1940 году призван в Советскую Армию. В боях с немецко-фашистскими
Из книги Последняя осень [Стихотворения, письма, воспоминания современников] автора Рубцов Николай МихайловичЭдуард Крылов. «На первом курсе» Какое-то время мы жили с ним в одной комнате. Стол его всегда был завален стихами, старыми и новыми, рукописными и отпечатанными на машинке. И я никак не мог понять, когда же он их пишет. Во всяком случае, ни разу не видел его «сочиняющим»
Из книги Моя профессия автора Образцов СергейГлава шестнадцатая Глава, к предыдущим как будто никакого отношения не имеющая Я буду не прав, если в книге, названной «Моя профессия», совсем ничего не скажу о целом разделе работы, который нельзя исключить из моей жизни. Работы, возникшей неожиданно, буквально
Из книги Большая Тюменская энциклопедия (О Тюмени и о ее тюменщиках) автора Немиров Мирослав МаратовичКрылов, Юрий 1981-86: изучает в Тюменском университете физику, приехав для этого сюда аж из армянского города Кировакана.1985, март: один из отцов-основателей первого из тюменских рок-клубов (см.), и в дальнейшем - непременный участник всех с этим связанных событий и их
Из книги Похудей со звездами. Дневники звезд на каждый день автора Богомолов Алексей Из книги Крылов автора Степанов Николай ЛеонидовичX. «Дедушка Крылов» Где нужно он навесть умеет Свое волшебное стекло, И в зеркале его яснеет Суровой истины чело. Весь мир в руках у чародея, Все твари дань ему несут: По дудке нашего Орфея Все звери пляшут и поют. Длись судьбами всеблагими, Нить любезных нам
Из книги Просветитель В.А.Левшин автора Присенко Галина ПетровнаВ. А. ЛЕВШИН - БАСНОПИСЕЦ Поэтическое творчество В. А. Левшина тяготело к басенному жанру, бывшему одним из самых старых в русской литературе. «Басня оттого имела на Руси такой чрезвычайный успех, - писал В. Г. Белинский, что родилась не случайно, а вследствие нашего
Из книги Козьма Прутков автора Смирнов Алексей ЕвгеньевичИван Крылов То патриархальное умиление, которое со школьной скамьи сопутствует у нас поименованию «баснописец дедушка Крылов», не вполне отвечает бурной и многообразной деятельности замечательного литератора. Во-первых, Иван Андреевич Крылов (1769–1844) не всегда был
Из книги Кадеты, гардемарины, юнкера. Мемуары воспитанников военных училищ XIX века автора Биографии и мемуары Коллектив авторов --Н. А. Крылов Кадеты сороковых годов Первый Санкт-Петербургский кадетский корпус. 1840-е годы …До 11 лет я рос в деревне, среди множества дворовых мальчишек, на полной воле. Постоянно борьба, бабки, кулачки, купанье, беганье и вообще развитие той физической силы, для которой
Из книги Повесть о художнике Федотове автора Шкловский Виктор БорисовичИВАН КРЫЛОВ Крылов принадлежит всем возрастам и всем знаниям. Он более, нежели литератор и поэт. П. А. Вяземский Жил в это время в Петербурге седовласый полный человек, библиограф по профессии и старый писатель. Про него говорили, что он ленив; на самом деле он работал все
Из книги Побег из Рая автора Шатравка Александр Иванович75 БОРЯ КРЫЛОВ Выписанные больные уезжали. Дед Путц ворчал и нехотя уходил из больницы. За ним уехал совсем безнадежный больной Сашка, по кличке «Советский Союз». Любой мог сказать ему: «Советский Союз» и Сашка сразу замирал с поднятыми вверх руками и так мог долго стоять,
Из книги И. А. Крылов. Его жизнь и литературная деятельность автора Брилиант Семен Моисеевич Из книги Быть Иосифом Бродским. Апофеоз одиночества автора Соловьев Владимир Исаакович Из книги автораГлава 30. УТЕШЕНИЕ В СЛЕЗАХ Глава последняя, прощальная, прощающая и жалостливая Я воображаю, что я скоро умру: мне иногда кажется, что все вокруг меня со мною прощается. Тургенев Вникнем во все это хорошенько, и вместо негодования сердце наше исполнится искренним
Басни Крылова не отошли в далекое прошлое, а продолжили свою жизнь в общественном сознании и в литературе. Крыловская басня не стареет, она по-прежнему сопровождает нас в различных случаях жизни. Его крылатые строки служат для нас приговором над отживающими явлениями действительности, помогают кратко и красочно сформулировать мысль, сохраняют свою сатирическую остроту.
«Значение Крылова для нашей литературы не ограничивается только областью басни. Как Ломоносов, как Пушкин, Крылов оказал глубокое воздействие, сообщил мощный толчок всему движению нашей литературы. Басни Крылова явились у нас первым подлинно народным и подлинно реалистическими произведениями», - утверждал Д. Благой (11, с.57).
От Эзопа до Крылова басня всегда откликалась на запросы и события своего времени, беспощадно разила косность, бюрократизм, мещанство. По словам Белинского: «Басня, как сатира, была и всегда будет прекрасным родом поэзии, пока будут являться на этом поприще люди с талантом и умом» (8, т. 12, с.576).
Таким образом, басня обязана своим появление фольклору; имея прочные корни в сказках, в пословицах, в поговорках. Басня прошла долгий путь развития от легендарного Эзопа до русской басни Крылова. Благодаря Крылову басня из низкого жанра перешла в сферу истинной поэзии. Баснописец касался своим пером всех сторон жизни, проникал в самые её глубины, он воссоздал картину русского национального мира, явил самые колоритные национальные типы, обогатил русский литературный язык, открыл перед литературой новые горизонты развития.
Басни Крылова - это мудрость народа. В них вошло философское и эстетическое содержание, воплощенное в эстетически совершенную форму. Это позволило писателю достичь таких пределов мастерства, что он почти исчерпал возможности этого жанра, превзойдя своих предшественников, современников и последователей.
Все басни Крылова создавали исторически-конкретный образ России. В них ожила национальная история, отличавшаяся в проясненные баснописцем национальные моральные нормы, и русская нация в них нравственно осознавала себя, свой столь пластично, ярко наглядно воплощенный национальный характер. Басни Крылова не только пленяют неувядающей поэзией стиха, богатейшей живописью словесных красок, но и являются выражением народной мудрости, отображают национальный характер русского народа.
По утверждению Д. Благого « ...великий народолюбец Крылов не только рисует в своих баснях бесправие и угнетение народа, он выражает ими и свою глубокую веру в народ, свое убеждение, что именно народу принадлежит главная роль, основное значение в жизни страны. Это самое задушевное и самое горячее убеждение Крылова является как бы основным тоном, лейтмотивом его басенного творчества» (11,с. 23). Но при этом басням Крылова присущи «трезвость ума, реалистичность» в понимании того, какой трудный путь общественно-политического и духовно-нравственного развития должен ещё пройти сам народ, чтобы обрести право свободно и мудро строить свою жизнь.
Таким образом, с Крылова начинается подлинный демократизм русской литературы, и гений реалиста наиболее полно развернулся в изображении жизни России. Крылов поместил в центр художественного изображения русской жизни простого мужика,
крестьянина в качестве деятельного субъекта жизни, его главного героя; в баснях Крылова торжествует русский здравый смысл, причем баснописец всегда на стороне истины. Мораль его басен выражает нравственные представления и идеалы народа и всей нации. Крылов рисовал живую картину действительности во всех сплетениях ее противоречий, во всех контрастах и крайностях.Как справедливо отметил В. И. Коровин «Басня Крылова - это и способ народного мышления, сохраняющий признаки притчеобразного, лукавого, не прямого проникновения в суть вещей, и сгусток народной мудрости, и живой рассказ, в котором персонажи действуют самостоятельно, в соответствии с их характерами. Через их непосредственные отношения поступают зримые черты того несправедливого мира, где они обитают» (35, с. 381). В свою очередь, этот мир в их поведении и их устами выносит себе приговор. Басня Крылова указывает на порок, показывает его и ищет те здоровые духовно-нравственные основы в культуре, религии, традициях, природе человека, которые могли бы его преодолеть.
Не изменяя классических басенных правил, Крылов перестраивает соотношение между рассказом и моралью, наполняет рассказ живописными подробностями, создает характеры персонажей и образ рассказчика.
Великий баснописец решил задачу сочетания народных элементов со структурой поэтической речи, благодаря чему внес существенный вклад в формирование русского литературного языка и поднял русскую басню на небывалую эстетическую высоту. Русский баснописец разработал принципы реалистической типизации и способствовал дальнейшему движению русской литературы по пути онтологически объемного, реалистического изображения русского национального характера.
Мастерство баснописца сказалось в том, что он сумел придать безличному облику рассказчика совершенно конкретные черты мудрого «дедушки Крылова». Ему удалось передать в своих баснях непосредственность авторского отношения, создать запомнившийся облик умудренного жизненным опытом рассказчика.
С обликом народного мудреца тесно связана мораль, нравственно- воспитательный смысл басни. Именно в моральных, поучительных зачинах и концовках своих басен Крылов выступает со своим мнением, откровенно и впрямую выражает свое осуждение и порицание, свой нравственный идеал.
Д. Благой писал: «У Крылова были великие предшественники в мировой басенной литературе, но ни одному из них не удалось внести в свои басни столько народности и реализма, придать им такую высокую художественную отделку, такое несравненное совершенство. Великий баснописец Крылов является и величайшим баснописцем мира» (11, с.7).
Мастерство Ивана Андреевича заключается в универсальности его произведений. Написанные на конкретные события, они в силу своей многозначности могут быть приложены к любому подходящему моменту. Они существуют вне времени и пространства, в этом их главное достоинство. Они так же актуальны сегодня, как и сто лет назад. Как объяснить этот феномен? У него самого много составляющих: это и талант Крылова, нашедший свой выход в сатире, в жанре басен. И прекрасный, образный и лаконичный язык, которым так мастерски пользуется автор, переходя с литературного на разговорный, даже порой на диалектный. И, конечно же, знание материала, о котором пишет Иван Андреевич Крылов.
Крылов занимает позицию рядом со своим героем, пытается понять человека в бесконечных разнообразных жизненных коллизиях и выявить скрытый потенциал и трезво посмотреть на пороки и недостатки. Эта трезвость социального, эстетического исследования жизни в сочетании с эстетической игрой позволила Крылову выйти на дорогу классического реализма, открыть дорогу Грибоедову и Гоголю.
В жанре басни поэт-мудрец совершил невозможное, реализовал, исчерпал эстетический потенциал жанра. После Крылова писать басни безнадежно.
Иван Андреевич Крылов (1769-1844) начал писать басни уже в зрелом возрасте, будучи известным и опытным литератором - драматургом и прозаиком. В молодости Крылов - воинственный радикал, задиристый журналист. Он единолично издавал журнал "Почта духов", в котором помещал сочиненные или переведенные им сатирические письма. Несколько позже выпускал вместе "с товарищи" журналы "Зритель" и "СанктПетербургский Меркурий". В конце 1780 - начале 1790-х годов он стал известен как язвительный сатирик, продолживший традиции просветительской прозы Н.И. Новикова. С первых дней литературной деятельности и до 1810-х годов на сценах домашних и профессиональных столичных театров с успехом шли его комедии "Подщипа" ("Триумф"), "Пирог", "Модная лавка", "Урок дочкам" и комическая опера "Илья-богатырь". Современники по праву видели в Крылове-комедиографе преемника Д.И. Фонвизина. Дебют Крылова в жанре басни, если не считать первых басен, созданных еще в конце XVIII века и никак не предвещавших позднейшего триумфа на этом поприще, совпал с патриотическим воодушевлением, охватившим русское общество в первые годы XIX столетия.
В баснях Крылова периода наполеоновских войн и Отечественной войны 1812 года последовательно утверждался народный взгляд на происходившие события: французы - "воры", вторгшиеся в страну ради грабежа и насилия. Народ держался прямой и простой правды, он не хотел слышать ни о каких политических хитросплетениях. Ему не было дела и до дворцовых интриг, связанных с назначением командующего войсками; народ сразу "выбрал" Кутузова, "своего" полководца, который, по народному мнению, только один мог спасти Россию и которому народ безоговорочно вверил свою судьбу.
В басне "Волк на псарне" Крылов обращается к ратному подвигу народа, но избирает для его истолкования обыденный, бытовой случай. Поимка Волка выглядит как бы привычным делом, отлаженным до мелочей, однако опасным и требующим смелости, быстроты, сноровки:
Псари кричат: "Ахти, ребята, вор!" -
И вмиг ворота на запор;
В минуту псарня стала адом.
Бегут: иной с дубьем,
Иной с ружьем.
"Огня! - кричат, - огня!"...
Выдающийся баснописец Крылов
является одним из первых реалистов. Вместе с Ломоносовым, Державиным и Карамзиным он переходит из столетия в столетие, помнится, читается.
И. А. Крылов - это человек XVIII века, воспитанный на идеях просветителей, на вере в человеческий разум, на идеях, подготовивших Великую французскую революцию.
Прежде чем начать писать басни, Крылов испытал себя почти во всех родах словесности. Он писал комедии («Урок дочкам», «Модная лавка», «Сочинитель в прихожей» и другие), оперы («Бешеная семья» - комическая опера, «Илья-богатырь» - волшебная опера), трагедии («Виломела», «Клеопатра») и многое другое. Написание басен Крылов начал с переводов Лафонтена, изображая современную ему эпоху. Сюжет его басен строится на бытовых ситуациях, он очень естественный, написанный легким и быстро запоминающимся языком, оживленный умными шутками, веселостью и остроумием. Крылов - баснописец
не боялся обращаться к сюжетам, уже знакомым в басенной традиции, он не только заново обыгрывал традиционную ситуацию, но и вкладывал в нее новую жизнь. Под его пером знакомый сюжет приобретал жизненную правдивость, прозрачность и точность.
Благодаря верности Крылова позициям и идеям, усвоенным в юности, в его баснях очень важное место занимают вопросы морали и нравственного совершенства. На тематику басен Крылова оказала большое влияние эпоха, в которой жил баснописец; она захватывала времена правления Екатерины Великой, Павла I, Александра I, время деятельности Аракчеева и годы Отечественной войны. 1812 года.
Среди басен, написанных Крыловым, можно выделить круг основных тем: басни общественно-политического содержания, отвлеченно-моралистические басни, басни на историческую тему, басни, отражающие литературно-журналистскую борьбу, и басни на бытовую тему.
Первая группа отражает антинародный характер деятельности верхов, произвол помещиков и бюрократизм чиновников, описывает взаимоотношения власть имущих и их подданных. В эту группу входят следующие басни: «Волк и Ягненок», «Конь и Всадник», «Лягушки, просящие Царя», «Крестьянин и Река», «Мор Зверей», «Вельможа», «Рыбья пляска» и другие.
Некоторые басни, относящиеся ко второй группе, описывают разумное устройство мира («Листы и Корни»), указывают на то, что каждое сословие должно знать свое место («Колос») и что каждый должен вносить в благоустройство мира свою лепту («Орел и Пчела»), высмеивают пороки: кумовство («Совет Мышей»), взяточничество («Лисица и Сурок»); другие басни затрагивают проблемы просвещения («Огородник и Философ», «Ларчик», «Вельможа и Философ», «Свинья под Дубом»).
Басни третьей группы освещают исторические события и включают в себя цикл басен, посвященных войне 1812 года. Сюда относятся такие басни, как «Ворона и Курица», «Кот и Повар», «Раздел», «Пожар и Алмаз», «Обоз», «Щука и Кот», «Волк на псарне», «Собачья дружба», «Квартет», «Лебедь, Щука и Рак» и многие другие.
К четвертой группе относятся басни, высмеивающие литературных критиков, которые все лишь бранят («Прохожие и Собака»), басни, направленные против сочинителей, навязывающих всем свои произведения («Демьянова уха»), и басни - ответы на различные советы («Осел и Соловей») и так далее.
К последней, пятой группе относятся басни: «Мартышка и Очки», «Два Мужика», «Лжец», «Стрекоза и Муравей» и другие.
Главными героями басен Ивана Андреевича Крылова являются звери, каждый из которых наделен, определенной чертой: осел - глупостью, орел - гордостью, лиса - хитростью, пчела - трудолюбием, медведь - невежеством, волк - кровожадностью. Зверям приписываются людские поступки, потому что они являются олицетворением человека.
В отличие от своих предшественников Крылов - баснописец
в своих творениях осуществляет переход дидактических начал в сатирические, переход к сочувствию народным массам, подчеркивает высокие душевные качества людей труда.
Основная заслуга баснописца перед русской литературой - это замечательный язык его произведений, где самые простые мысли выражаются метко и доступно. Крылов - баснописец
пополнил русский язык множеством афоризмов. Язык басен Крылова - это верный отголосок народного языка, но смягченный и очищенный художником. Благодаря простоте и доступности басни Ивана Андреевича были так близки и понятны народу и так хорошо запоминались. Наибольший комизм в баснях достигается благодаря соединению высокого стиля мифологии с низким жанром басен («Лягушка и Юпитер»). Авторские характеристики героев, соединенные с народными характеристиками, практически заменяют портрет героев: проказница-Мартышка, попрыгунья-Стрекоза.
Иван Андреевич Крылов-баснописец
поднялся на высоту совершенства. Белинский писал: «Басни Крылова - это повесть, комедия, юмористический очерк, злая сатира, словом, что хотите, только не просто басня». Новаторство Крылов-баснописец
заключалось в типичности образов, в использовании в языке басен просторечья, приема антитезы (глупость - ум, богатство - бедность), в динамическом развитии действия, живости диалогов. Благодаря Крылову оживали старые сюжеты и басни Лафонтена, Эзопа, Федра, но оживали в новом свете. В своем творчестве Иван Андреевич Крылов смог осветить все проблемы и события своей эпохи, и вместе с тем он сделал свои басни вневременными. Он открыл новый этап в написании басен.
11 Комедии Д.И.Фонвизина. Особенности поэтики.
ФОНВИЗИН Денис Иванович (1744 или 1745-1792) , русский писатель, просветитель.
В комедии "Бригадир" (постановка 1770) сатирически изобразил нравы дворянского сословия, его пристрастие ко всему французскому. В комедии "Недоросль" (постановка 1782), этапном произведении русской литературы, Фонвизин, видя корень всех бед России в крепостном праве, высмеивал систему дворянского воспитания и образования.
"Записки первого путешествия" (письма к П. И. Панину; опубликованы в 1800-х гг.) сыграли существенную роль в становлении русской прозы.[БСЭ]
Волшебный край!
Там в стары годы,
Сатиры смелый властелин,
Блистал Фонвизин, друг свободы,
писал А. С. Пушкин в “Евгении Онегине” . И в самом деле, “друг свободы” острее, чем кто-либо в конце XVIII в., чувствовал историческое зло - отсутствие в России “государственных законов” . А потому - пророчески писал: “Где... произвол одного есть закон верховный, там прочная общая связь и существовать не может; там есть государство, но нет отечества, есть подданные, но нет граждан, нет того политического тела, которого члены соединялись бы узлом взаимных прав и обязанностей” .
Денис Иванович Фонвизин родился в Москве 3 апреля 1745 г. (по другим сведениям - 1744 г.) . Отец его, служивший в Ревизион-коллегии и вышедший в отставку в 1762 г., был замечательный человек, бескорыстный, честный, о котором сын вспоминал с теплотой и гордостью: “В передних тогдашних знатных вельмож никто его не видывал” . Некоторые его черты нашли воплощение в положительных героях писателя.
В 1762 г. Фонвизин окончил дворянскую гимназию при Московском университете и поступил на службу в коллегию Иностранных дел. С 1769 г. он - один из секретарей графа Н. И. Панина.
В середине 60-х годов XVIII в. Фонвизин становится известным писателем. Славу ему принесла комедия “Бригадир”. Ее действующие лиц - дворяне. Комедийный конфликт, казалось бы, традиционен: благовоспитанной девушке навязывают в женихи несимпатичного и неумного Иванушку. Он, только что побывавший в Париже, с презрением относится ко всему, что видит у себя дома: “Всякий, кто был в Париже, имеет уже право, говоря про русских, не включать себя в число тех, затем, что он уже стал более француз, нежели русский” . Успех “Бригадира” был оглушительным. Н. И. Панин говорил про героиню комедии Акулину Тимофеевну: “Когда он (Д. И. Фонвизин) роль ее читает, то я самое ее вижу и слышу” . В русской литературе рождался новый - подлинный - характер героев.
В 1787 г. Д. И. Фонвизин побывал во Франции. Восхищенный развитием в этой стране “фабрик и мануфактур” , театрального драматического искусства, писатель разглядел и другое: “Первое право каждого француза есть вольность; но истинное настоящее его состояние есть рабство, ибо бедный человек не может снискивать своего пропитания иначе, как рабскою работою, а если захочет пользоваться драгоценною своею вольностью, то должен будет умереть с голоду”.
В последние годы жизни Д. И. Фонвизин напряженно думал о высоких обязанностях русского дворянства. В забвении дворянством собственного долга перед страной он видел корень всех общественных бед. В 1783 г. писатель обращался к Екатерине II: “Мне случилось по своей земле поездить. Я видел, в чем большая часть носящих имя дворянина полагает свое любочестие... Я видел от почтеннейших предков презрительных потомков. Словом, я видел дворян раболепствующих. Я дворянин, и вот что растерзало мое сердце” .
Одно из самых значительных произведений Д. И. Фонвизина- комедия “Недоросль” .
“Эта комедия - бесподобное зеркало” , - писал о “Недоросле” В. О. Ключевский. И добавлял: “Комедия не лиц, а положений” . Почему же литературное произведение XVIII века вызвало столетие спустя жгучий интерес великого историка? “Фонвизин взял героев “Недоросля” прямо из житейского омута, и взял, в чем застал, без всяких культурных покрытий, да так и поставил их на сцену со всей неурядицей их отношений... Эти герои, выхваченные из общественного толока для забавы театральной публики, оказались вовсе не забавны, а просто нетерпимы ни в каком благоустроенном обществе: автор взял их на время для показа из-под полицейского надзора, куда и поспешил возвратить их в конце пьесы при содействии чиновника Правдина...” , - писал историк.
Что же объясняет нам “Недоросль” своими художественными образами, как помогает понять XVIII век? Когда госпоже Простаковой захотелось высечь свою дворню, всех слуг, ей заметили, что никто не волен тиранствовать. И вот тогда из глубины простаковской души вырвалось знаменательное возражение: “Не волен! Дворянин, когда захочет, и слуги высечь не волен! Да на что ж дан указ о вольности дворянства?” В этих словах - исторический смысл комедии. Простакова - “мастерица толковать указы” - хотела сказать: существует закон, оправдывающий ее беззаконие.
Многие дворяне, не привыкшие к самостоятельной ответственности, поняли подписанный Петром III указ как освобождение от всех обязанностей и получение новых прав по отношению к крепостным. “Значительная часть дворянства в прошлом столетии не понимала исторически сложившегося положения своего сословия, и недоросль, фонвизинский недоросль Митрофан, был жертвой этого непонимания” , - писал В. О. Ключевский. Комедия Д. И. Фонвизина отразила момент перелома в положении русского дворянства. Оно освобождалось от рабской привязанности к государству, но еще с трудом привыкало к мысли о гражданской ответственности.
Дворянству предстояло освоить новую роль - хозяина на земле, рачительного, доброго, бережливого, сознающего свой долг, свои права и обязанности. Только постигнув эти азы свободы и вольности, можно было искупить “исторический грех” обладания крепостными “душами” . В ту осень 1782 г., когда актеры впервые смешили публику, представляя на сцене Митрофанушку и госпожу Простакову, произошло знаменательное событие: был открыт памятник Петру Первому. Если бы дворяне учились, как того хотел великий преобразователь, то Фонвизин написал бы оду. Вышла же комедия. Писатель из своего XVIII века как бы предупреждал грядущие поколения дворян: “комедия” может кончиться настоящей драмой.
Глубоко знаменательной вехой в развитии русской литературы первой трети XIX в. явилось басенное творчество Ивана Андреевича Крылова (1768–1844).
Еще велик и непререкаем был авторитет И. И. Дмитриева, когда в 1809 г. появился первый сборник басен Крылова. Он привлек к себе всеобщее внимание, хотя, казалось бы, никакого касательства к актуальным проблемам литературной жизни и борьбы тех лет не имел. Так было и дальше. Не вступая в полемику, Крылов-баснописец неуклонно идет своим особым путем и постепенно завоевывает авторитет одного из крупнейших и самобытнейших литературных деятелей своего времени.
В творческом пути Крылова отчетливо выделяются два качественно различных этапа.
На первом из них, охватывающем 1780–1790-е гг., Крылов выступает преимущественно как драматург и журналист. Поначалу неловкий, не во всем еще зрелый, но боевой и активный, блещущий остроумием молодой Крылов в короткий срок становится известным в литературных кругах Петербурга последних двух десятилетий XVIII в.
Уже в это время отчетливо проявляется талант Крылова-сатирика. Если не считать его первых незрелых трагедий (не дошедших до нас «Клеопатры» и «Филомелы») и нескольких подражательных стихотворений (ода и ряд посланий), то все остальное созданное им в 1780–1790-е гг. так или иначе связано с сатирой. Это обстоятельство важно для уяснения истоков последующего обращения Крылова к басне и его выдающихся - в принципе реалистических - достижений в этом жанре. В журнальных («Почта духов», «Зритель») предприятиях и выступлениях Крылова уже намечаются основные темы и проблематика его басен. В ранних комедиях («Сочинитель в прихожей», «Проказники», 1786–1788) Крылов оттачивает мастерство ведения диалога и построения мизансцен, которое позднее сообщит его басенному повествованию характер динамичного комедийного «действия». Наибольшее значение в этом отношении имели две его пьесы, написанные на рубеже 1790–1800 гг., - шуто-трагедия «Подщипа» (или «Трумф») и комедия «Пирог». Этими произведениями и завершается первый период творчества Крылова.
Уже в самых ранних литературных выступлениях будущего великого баснописца отчетливо проявляется демократизм его мировосприятия. «Мещанин добродетельный и честный крестьянин, преисполненные добросердечием, для меня во сто раз драгоценнее дворянина, счисляющего в своем роде до тридцати дворянских колен, но не имеющего никаких достоинств, кроме того счастия, что родился от благородных родителей, которые также, может быть, не более его принесли пользы своему отечеству, как только умножали число бесплодных ветвей своего родословного дерева», - читаем мы в Письме XXXVII журнала Крылова «Почта духов» (1788–89). Стихийный, непосредственный демократизм, во многом объясняющийся обстоятельствами тяжелой трудовой жизни ранних лет будущего баснописца, пронизывает всю систему взглядов его на явления социальной жизни и определяет как объекты и проблематику сатиры Крылова, так и принципы его художественного мышления. Драматургия Крылова не составляет в данном случае исключения.
Крылов вступает в литературу, когда новые преромантические - преимущественно оссиановские - веяния сталкиваются с доживающим свой век классицизмом. С другой стороны, тогда же активно пробивает себе дорогу новое литературное направление - сентиментализм, возглавляемое Н. М. Карамзиным и И. И. Дмитриевым. В обстановке сложного сосуществования и борьбы разных поэтических школ и направлений Крылов выделяется подчеркнутой независимостью собственной литературной позиции. Он не примыкает ни к какому литературному направлению. И эпигоны классицизма в лице незадачливых одописцев и драматурга Я. Б. Княжнина, и сочинители псевдонародных развлекательных комических опер типа «Двух невест», и последователи нового сентименталистского направления во главе с их вождем Карамзиным - все они в равной мере становятся объектами сатирических нападок Крылова - журналиста и драматурга 1780–1790-х гг. Единственным крупным автором той поры, эстетическая программа которого была в какой-то мере сродни вкусам Крылова и повлияла на поэтику его стихотворных опытов 1790-х гг., был, по-видимому, Г. Р. Державин.
В целом же первый этап творчества Крылова в перспективе его позднейшей эволюции можно считать своеобразной подготовительной школой. В классики русской литературы Крылов вошел прежде всего как баснописец.
Новый и зрелый этап творческого пути Крылова, приходящийся на XIX столетие, наступает с момента его обращения к басенному жанру. Писать басни Крылов пробовал и ранее, в период своего сотрудничества в журналах конца XVIII в. Но его самоопределение как оригинального русского баснописца происходит после 1805 г. Один из биографов Крылова вспоминал: «Однажды, это было в 1805 году, перечитывая Лафонтена, он вдруг почувствовал желание передать некоторые из его басен своим языком русскому народу. Работа закипела, басни готовы; и первый, радушно и искренно одобривший его начинание - был И. И. Дмитриев, сам баснописец и превосходный литератор. Возвышенная душа его, хотя с первого уже полета, вероятно, предвидела, как высоко поднимется его соперник, не могла удержаться, чтобы не настаивать, не побуждать его трудиться в этом роде. „Это истинный ваш род, наконец, вы нашли его“, - сказал Дмитриев».
Три басни, принесенные Крыловым на суд Дмитриева, были «Дуб и Трость», «Разборчивая невеста» и «Старик и трое молодых». Две первые, рекомендованные Дмитриевым к печати, сразу же появились в № 1 журнала «Московский зритель» за 1806 г. С этого момента Крылов целиком отдается работе над баснями и уже в 1809 г. выпускает первый их сборник в составе 23 басен. За ним последовали сборники «Новые басни» 1811 и 1816 гг., издания басен 1819, 1825 и 1830 гг. Отдельные басни регулярно появляются в ведущих литературных журналах этого времени. Затем Крылов подготавливает к печати полное собрание своих басен в 9 книгах, вышедшее в год смерти писателя - в 1844 г. Туда вошло почти все из написанного им в этом жанре, за исключением того, что не было в свое время пропущено в печать цензурой (например, «Пестрые овцы»), а также ранних опытов 1780-х гг. В общей сложности Крылов написал свыше 200 басен. Большинство их вошло в золотой фонд русской классической литературы.
Именно в баснях раскрылся во всей полноте сатирический талант Крылова. По определению Белинского, «Крылов, как гениальный человек, инстинктивно угадал эстетические законы басни… он создал русскую басню». На первый взгляд это утверждение может показаться не совсем справедливым. Задолго до Крылова, еще в XVIII в., особенно после Сумарокова (которого современники сравнивали с Лафонтеном) и Хемницера, басня заняла прочное место в жанровом репертуаре русской поэзии.
В момент выступления Крылова в качестве баснописца авторитетнейшим его соперником был Дмитриев. Другим известным - хотя и менее прославленным - баснописцем 1810–1820-х гг. был А. Е. Измайлов. Позднее он выступал даже как теоретик басенного жанра. В каком же смысле следует тогда понимать приведенные выше слова Белинского?
Суть дела, метко схваченная Белинским, заключалась в следующем. Басни Крылова явились принципиально новым явлением по отношению к обоим разновидностям этого жанра, утвердившимся в русской литературе XVIII в., - классицистической и сентименталистской. Первая, к которой примыкают басни Измайлова, была создана А. П. Сумароковым и В. И. Майковым. Она характеризуется нарочитым, рассчитанным на комический эффект смешением «высокого» и самого «низкого» слога, посредством которого осмеивается порок. Сентименталистская басня, основоположником которой был М. Н. Муравьев, а непревзойденным мастером - Дмитриев, отличается от классицистической «легкостью», изяществом, «приятностью» слога, не допускающего ничего «низкого» и грубого, что может оскорбить «просвещенный вкус». Изящной, не лишенной лиризма простоте стиля басен Дмитриева, их светской изысканности противостоит у баснописца Измайлова явное злоупотребление жаргонно-площадной, «кабацкой», по определению современников, фразеологией.
Тем не менее, что очень важно, басни Измайлова, точно так же как и Дмитриева, остаются сугубо моралистическим, нравоучительным жанром. В них осмеиваются общечеловеческие пороки и преподаются уроки столь же абстрактной общечеловеческой «добродетели».
Историческая заслуга Крылова состояла прежде всего в том, что он освободил русскую басню от абстрактности ее моралистических устремлений. Сохраняя внешние традиционные признаки своей жанровой структуры (аллегоризм персонажей, смысловая двуплановость повествования, наличие моральной сентенции, конфликтность сюжетной ситуации), басня Крылова обрела в то же время новую эстетическую функцию иносказательного же, но остро критического изображения совершенно конкретных социальных пороков современной баснописцу русской действительности.
Вот, к примеру, басня «Волки и Овцы» (1833).
Овечкам от Волков совсем житья не стало,
И до того, что, наконец,
Правительство зверей благие меры взяло
Вступиться в спа́сенье Овец, -
И учрежден Совет на сей конец.
Большая часть в нем, правда, были Волки;
Но не о всех Волках ведь злые толки.
Видали и таких Волков, и многократ:
Примеры эти не забыты, -
Которые ходили близко стад
Смирнехонько - когда бывали сыты,
Так почему ж Волкам в Совете и не быть?
Хоть надобно Овец оборонить,
Но и Волков не вовсе ж притеснить.
Вот заседание в глухом лесу открыли;
Судили, думали, рядили
И, наконец, придумали закон.
Вот вам от слова в слово он:
«Как скоро Волк у стада забуянит
И обижать он Овцу станет,
То Волка тут властна Овца,
Не разбираючи лица,
Схватить за шиворот и в суд тотчас представить,
В соседний лес иль в бор».
В законе нечего прибавить, ни убавить;
Да только я видал: до этих пор -
Хоть говорят: Волкам и не спускают -
Что будь Овца ответчик иль истец;
А только Волки все-таки Овец
В леса таскают.
(3, 198–199)
Перед нами острейшая социальная сатира. Крылов не морализирует, не поучает; он словно наблюдает и выносит на суд читателя результаты увиденного. Самый механизм крепостнического «правосудия», основанного на власти силы и на лицемерии, представлен здесь в своей неприглядной наготе.
Неведомая до того не только басне, но и русской поэзии в целом конкретность иносказательно-сатирического изображения Крыловым национально-исторической действительности и дала все основания Белинскому назвать его создателем «русской басни». Русской не только по предмету, но и способу изображения. Он определяется неизвестным до того русской поэзии разговорно-просторечным стилем басенного повествования, воплощением в нем непосредственной языковой стихии национального самосознания, и в первую очередь, но не только, самосознания простонародного. Оно явственно заявило о себе в таких хрестоматийно известных баснях Крылова как «Демьянова уха», «Кот и повар», «Крестьянин в беде», «Крестьянин и овца», «Волк и Ягненок» и многих, многих других.
Сосед соседа звал откушать;
Но умысел другой тут был:
Хозяин музыку любил
И заманил к себе соседа певчих слушать.
Запели молодцы: кто в лес, кто по дрова,
И у кого что силы стало.
В ушах у гостя затрещало,
И закружилась голова.
«Помилуй ты меня, - сказал он с удивленьем, -
Чем любоваться тут? Твой хор
Горланит вздор!»
«То правда, - отвечал хозяин с умиленьем, -
Они немножечко дерут;
Зато уж в рот хмельного не берут,
И все с прекрасным поведеньем».
(«Музыканты»; 3, 9)
Сказано немного. Но о том, где и с кем сказанное происходит, мы можем судить с полной определенностью. Здесь русский человек добродушно смеется над нелепостями, проявляющимися также чисто по-русски. И незадачливый любитель пения, и его «молодцы», и обманом зазванный сосед - все здесь и хитрят, и поют, и негодуют по-русски. И все это пронизано тем простодушным лукавством авторской иронии, которую в свое время тонко подметил у Крылова Пушкин. «Запели молодцы: кто в лес, кто по дрова…», «Помилуй ты меня… Твой хор Горланит вздор…», «…они немножечко дерут; Зато уж в рот хмельного не берут». Каждая черта, каждая деталь рассказа находит у Крылова адекватное выражение в той речевой структуре, в той найденной интонационной и фразеологической окраске, какие сообщают басенному повествованию специфически русский «дух». Богатство смысловых и интонационных оттенков, емкость, лаконизм, живость и естественность басенного слога Крылова приближают его к афористичной заостренности народных пословиц. Венчающая басню «Музыканты» мораль, - в сущности, видоизмененная пословица:
А я скажу: по мне уж лучше пей,
Да дело разумей, -
наглядно подтверждает данное положение.
Национальную выразительность, «народность» басен Крылова имел в виду Белинский, когда замечал: «…этим-то уменьем чисто по-русски смотреть на вещи и схватывать их смешную сторону в меткой иронии владел Крылов с такою полнотою и свободою. О языке его нечего и говорить: это неисчерпаемый источник русизмов; басни Крылова нельзя переводить ни на какой иностранный язык…» (8, 574).
Даже в тех случаях, когда Крылов обрабатывает традиционные международные басенные сюжеты (что для данного жанра вполне естественно), в самом взгляде на вещи, в логике речей и поступков персонажей басен, в обстановке, их окружающей, - во всем запечатлена духовная атмосфера, порожденная национальным укладом русской жизни. Сама емкость социального смысла крыловских басен, при всей, казалось бы, общечеловечности высмеиваемых в них недостатков, основана на постижении автором национального склада русского ума, языка и характера.
Уже в первых басенных сборниках Крылова (1809 и 1811) четко обозначается круг привлекавших его внимание проблем.
Из одной басни в другую переходят традиционные басенные персонажи, сохраняющие свои зооморфно-человеческие амплуа. Но вместе с тем все эти Волки, Лисицы, Мухи, Пчелы, Овцы, Львы, Орлы и т. п. наделяются Крыловым и типическими чертами определенной социальной психологии и морали. Соответственно в его баснях находит широкое сатирическое отображение реальная практика тех социальных отношений, которые господствовали тогда в России. Одна басня бросает отсвет на другую, расширяя, уточняя, обогащая общую сатирическую картину крепостнических нравов в их самых различных аспектах.
В таких баснях как «Пестрые Овцы», «Волк и Ягненок», «Лиса строитель», «Лев на ловле», «Щука», «Волки и Овцы», «Рыбьи пляски» выставляется на «всенародные очи» лицемерие крепостнической «законности» и тех, кто призван ее блюсти. Зооморфные хищники, крупные и мелкие, действующие в этих баснях и ряде других («Лев, Серна и Лиса», «Лиса и Волк», «Лев и Барс», «Лев и Волк») беспощадны не только к своим беззащитным жертвам - Овцам, Зайцам и прочей мелкой твари, но и по отношению друг к другу. Коварство и ложь господствуют в этом мире разбоя и хищничества.
На другом полюсе его социальной иерархии оказываются всегда и во всем «виноватые», а фактически терзаемые Овцы вопреки формально оберегающему их «закону».
В басне «Орел и Пчела» (1813) жалеющий Пчелу Орел с презрением замечает ей:
«Как ты, бедняжка, мне жалка,
Со всей твоей работой и с уменьем!»
И, указав на печальный удел Пчелы, Орел самодовольно описывает завидные преимущества своего положения. Его полет вселяет страх в пернатых, все трепещут, «не дремлют пастухи при тучных их стадах…».
Пчела не спорит с Орлом, но ответ ее полон достоинства:
«А я, родясь труды для общей пользы несть,
Не отличать ищу свои работы,
Но утешаюсь тем, на наши смо́тря соты,
Что в них и моего хоть капля меду есть».
Ответ Пчелы по-своему повторяет мысль, содержащуюся в предпосланной всей басне морали. В ней заключено по существу нравственное кредо самого Крылова:
…и тот почтен, кто, в низости сокрытый,
За все труды, за весь потерянный покой,
Ни славою, ни почестьми не льстится,
И мыслью оживлен одной:
Что к пользе общей он трудится.
Так Крылов ставит труд в центр решения вопроса о социальной полезности человека и его подлинных достоинствах. С образом Пчелы, символизирующей безымянного неутомимого труженика, и связывает баснописец свой позитивный идеал. Способность «труды для общей пользы несть» становится у Крылова мерилом истинной ценности человека в обществе. Эта же мысль составляет основу содержания басен «Листы и Корни», «Старик и трое молодых», «Камень и Червяк», «Паук и Пчела», «Обезьяна».
В саду, весной, при легком ветерке,
На тонком стебельке
Качалась Муха, сидя,
И, на цветке Пчелу увидя,
Спесиво говорит: «Уж как тебе не лень
С утра до вечера трудиться целый день!
На месте бы твоем я в сутки захирела».
(3, 158–159)
Как видим, зачин несколько напоминает ситуацию, имевшую место в басне «Орел и Пчела». Презрение к трудам Пчелы действительно позволяет поставить в один ряд и ничтожную Муху и гордого Орла. Так вскрывается та простая истина, что в социальной системе все оказывается связано, ибо нравственность верхов эксплуататорского общества определяет моральный климат всего социального организма. Муха похваляется знанием света. И в ответ на укоризненные слова Пчелы о том,
«Что на пирах лишь морщатся от Мухи,
Что даже часто, где покажешься ты в дом,
Тебя гоняют со стыдом», -
Муха, не моргнув, восклицает:
«…гоняют! Что ж такое?
Коль выгонят в окно, так я влечу в другое».
(3, 159)
Крылов по-своему осветил и тему пагубной власти денег, развращающей силы богатства (басни «Мешок», «Откупщик и Сапожник», «Фортуна и Нищий», «Бедный Богач»), и тему личной ответственности каждого человека перед собой и другими («Фортуна в гостях», «Охотник», «Мот и Ласточка», «Мельник»).
Даже если не касаться того очевидного факта, что в баснях Крылова отразился практический и живой ум русского народа, можно смело утверждать, что Крылов, пожалуй, впервые раскрыл в своих баснях психологию русского мужика. И представил он ее многогранно, предвосхитив по-своему и мужиков повестей Григоровича, и крестьян стихотворений Некрасова, и мужиков очерков Н. Успенского (басни «Крестьянин и Работник», «Крестьяне и Река», «Крестьянин и Змея», «Три Мужика», тот же «Мельник»).
Особое место в наследии Крылова занимает цикл басен, посвященных событиям Отечественной войны 1812 г. Таковы басни «Раздел», «Ворона и Курица», «Волк на псарне», «Обоз», «Кот и Повар», «Щука и Кот». Они явились прямыми откликами на события войны 1812 г. Примечательно, что за период 1812–1813 гг. Крыловым не было создано ни одной басни, содержание которой было бы заимствовано из иностранных источников. Все его басни этого периода оригинальны. И это прямо связано с особенностями той исторической ситуации, в которой они были созданы.
Исследователи не без оснований видят в Крылове, авторе этого цикла басен, своеобразного «летописца» грозных событий 1812 года. «Пафос государственной масштабности, устремленная целенаправленность в решении общего дела говорят нам не только о Крылове-рассказчике и непревзойденном художнике в своем жанре, но и о деятеле. Здесь слово рождалось делом и, родившись, становилось делом - делом важности общенародной. В них (баснях 1812 г., - Ю. С.) вырисовывается образ поэта-гражданина».
Крылов по сути дела первый в русской литературе отразил народный характер войны 1812 г. Его оценка всего происходящего, его мудрая поддержка действий главнокомандующего русской армией М. И. Кутузова резко не совпадали с официальной точкой зрения. Тем значительнее были заслуги перед нацией Крылова - создателя басен, посвященных военным событиям 1812 г. Крылов и здесь находит способы придать традиционному канону басенного жанра не свойственную ему ранее масштабность, только на этот раз в возвышенно идеальном плане. Современная история врывается в басню, и патриотическая тема разрабатывается подчас в необычном для басни почти одическом ключе:
Когда Смоленский князь,
Противу дерзости искусством воружась,
Вандалам новым сеть поставил
И на погибель им Москву оставил;
Тогда все жители, и малый и большой,
Часа не тратя, собралися
И вон из стен Московских поднялися,
Как из улья пчелиный рой.
(«Ворона и Курица»; 3, 10)
Смоленский князь - это, конечно, Кутузов. И введение в число басенных персонажей реального исторического деятеля, осуществляющего высокую миссию спасения государства от захватчиков, в рамках жанра басни предстает несомненным новаторством. Крылов задолго до Льва Толстого изобразил Кутузова выразителем воли народных масс. Характерно единодушие, с которым жители Москвы покидают столицу («Как из улья пчелиный рой»). И на фоне этого массового порыва читатель внезапно вновь погружается в атмосферу жанра басни. Сказитель уступает место сатирику:
Ворона с кровли тут на всю эту тревогу
Спокойно, чистя нос, глядит.
«А ты что ж, кумушка, в дорогу? -
Ей с возу Курица кричит. -
Ведь говорят, что у порогу
Наш супостат». -
- «Мне что до этого за дело? -
Вещунья ей в ответ. - Я здесь останусь смело.
Вот ваши сестры - как хотят;
А ведь ворон ни жарят, ни варят:
Так мне с гостьми не мудрено ужиться,
А, может быть, еще удастся поживиться
Сырком, иль косточкой…
За этим невинным разговором двух басенных персонажей скрывается, как это обычно бывает у Крылова, острая сатира. Подтекст басенной аллегории отсылает нас к вполне определенным фактам того времени. Примечательна тонкая речевая характеристика двух по-разному смотрящих на события персонажей. Эту сторону басни верно подметил В. А. Архипов. «„Наш супостат“, - говорит курица об общем враге. Здесь и наш, и супостат - очень значимые определения. Равно как и очень значимы слова Вороны - „мне с гостьми“… Не супостат, а гости, и не нам, а мне». Крылов тонко раскрывает «индивидуалистическую психологию» той части светского общества, которая, предпочитая оставаться в стороне от общего дела, стремилась извлечь из всенародных бедствий личную выгоду.
И блестящая концовка басни, вновь выдвигающая перед читателем образ Кутузова, осмеивает упования Вороны на щедрость «гостей»:
Но, вместо всех поживок ей,
Как голодом морить Смоленский стал гостей -
Она сама к ним в суп попалась.
Как видим, «поживкой» для «гостей» оказалась сама Ворона. Таков логический конец всех Ворон, ставящих свои личные интересы выше интересов отечества, точнее, для которых понятия отечества вообще не существует. И здесь юмор Крылова беспощаден.
Еще более полно всенародный характер борьбы с наполеоновским нашествием и мудрость действий Кутузова нашли свое отражение в одной из лучших басен Крылова - «Волк на псарне». Написанная в 1812 г., она сразу же получила широкий общественный резонанс. Современники прекрасно понимали ее смысл. По свидетельствам очевидцев, «И. А. Крылов, собственною рукою переписав басню „Волк на псарне“, отдал ее княгине Катерине Ильиничне, а она при письме своем отправила ее к светлейшему своему супругу. Однажды, после сражений под Красным, объехав с трофеями всю армию, полководец наш сел на открытом воздухе, посреди приближенных к нему генералов и многих офицеров, вынул из кармана рукописную басню И. А. Крылова и прочел ее вслух. При словах: „Ты сер, а я, приятель, сед“, произнесенных им с особою выразительностью, он снял фуражку и указал на свои седины. Все присутствующие восхищены были этим зрелищем, и радостные восклицания раздавались повсюду».
Признание Крыловым действий и заслуг Кутузова в войне 1812 г. находило сочувственный отклик в широких общественных кругах и прямо противостояло официальной версии, приписывавшей всю ее славу Александру I. Истинная роль Александра I и его ставленника, самоуверенного адмирала Чичагова, упустившего французскую армию под Березиной, охарактеризована в баснях «Обоз», «Щука и Кот». И когда уже после изгнания французов и смерти Кутузова в бесчисленных панегирических одах Александр I изображался победителем Наполеона, Крылов остался верен своей точке зрения.
Коротенькая басня «Чиж и Еж» (1814), исполненная лукавства и скрытой иронии, несомненно носит полемический характер:
Уединение любя,
Чиж робкий на заре чирикал про себя,
Не для того, чтобы похвал ему хотелось,
И не за что; так как-то пелось!
Вот, в блеске и во славе всей,
Феб лучезарный из морей
Поднялся.
………………..
Хор громких соловьев в густых лесах раздался.
Мой Чиж замолк. «Ты что ж, -
Спросил его с насмешкой Еж, -
Приятель, не поешь?» -
Чтоб Феба я достойно величал, -
Сквозь слез Чиж бедный отвечал, -
Так я крушуся и жалею,
Что лиры Пиндара мне не дано в удел:
Я б Александра пел.
Басня, как видно из морали, по-своему автобиографична. Известно, что к баснописцу обращались, и неоднократно, с предложениями воспеть Александра I как «благословленного» царя, спасителя отечества. В обстановке всеобщего торжества, на фоне многочисленных хвалебных песнопений молчание Крылова вызывало недоумения. Баснописец нашел умный способ отговориться полушутя. Но мы помним, что в решающие для русской нации дни исторических испытаний Крылов умел находить нужные ему средства, чтобы несмотря на ограниченность возможностей басенного жанра прославить подлинного героя Отечественной войны 1812 г. - Кутузова. Славить Александра I означало уподобиться официозным льстецам и борзописцам. Народный поэт не мог поступаться своей совестью.
Такова еще одна грань творчества Крылова-баснописца, раскрывающая гражданственный патриотизм его басен не только в сатирическом, но и в утвердительном, позитивном аспекте.
Во многих и лучших баснях Крылова нет традиционной для этого жанра сентенции - концовки, т. е. морали, извлекаемой из повествования. Но и в тех случаях, когда она наличествует, ей придана функция своеобразного прикрытия, позволяющего автору говорить о вещах, о которых в ином жанре и иным способом было бы вообще невозможно ничего сказать. Вместе с тем Крылов значительно расширяет жанровые возможности басни и существенно преобразует ее структуру и характер повествования. И глубоко был прав Белинский, утверждая, что «басни Крылова - не просто басни; это повесть, комедия, юмористический очерк, злая сатира, словом, что хотите, только не просто басня» (8, 573).
Критическая острота и масштабность социальной проблематики басен Крылова неразрывно связаны с емкостью и выразительностью их просторечно-разговорного стиля. Например: Вороненок (персонаж одноименной басни, 1811) усмотрел, как Орел выхватил из стада ягненка. «Взманило» это Вороненка,
Да только думает он так: «Уж брать так брать,
А то и когти что марать!
Бывают и Орлы, как видно, плоховаты».
Вороненок решает унести барана. Печальный конец дерзкого и худородного птенца, вздумавшего подражать Орлу, да еще и перещеголять его в воровстве, предрешен. Мораль басни переводит разрешение сюжетной коллизии в чисто социальную плоскость: «Что сходит с рук ворам, за то воришек бьют». Как тут не вспомнить знаменитый окрик гоголевского городничего «Не по чину берешь!», которым он осаживает зарвавшегося квартального. В маленькой басне Крылова по-своему, как в зародыше, предвосхищена картина поголовной коррупции бюрократического аппарата, которую Гоголь развернет в «Ревизоре». «Брать по чину» - первая заповедь чиновного сословия. И в огласовке Крылова она лучше «Табели о рангах» характеризует систему должностной иерархии крепостнической России.
Сказанное позволяет усматривать в баснях Крылова зарождение некоторых существенных черт русского критического реализма. Прежде всего они заявляют себя особым характером комизма басен, во многом сродного тому, который Гоголь назовет «смехом сквозь слезы».
Новая идейная функция, которую приобретает у Крылова изначала присущий басенному жанру комизм, была следующим образом отмечена Белинским: «…в лучших баснях Крылова нет ни медведей, ни лисиц, хотя эти животные кажется (т. е. по видимости, - Ю. С.) и действуют в них, но есть люди и притом русские люди» (8, 574). И это так потому, что в максимальном приближении басенного стиля Крылова к ироническому строю народных пословиц и поговорок непосредственно выражается духовный склад, самый образ мышления русского народа, его не только лукавая, но подчас и горькая ирония. Многие афоризмы самого баснописца, как потом и Грибоедова, автора «Горя от ума», стали пословицами и поговорками, накрепко вошедшими в разговорный обиход русского языка: «Услужливый дурак опаснее врага», «А Васька слушает, да ест», «На свете кто силен, тот делать все волен», «Худые песни соловью в когтях у кошки» и множество других.
В этой связи уместно вспомнить Слона-воеводу из басни «Слон на воеводстве». Слона, который «в родню был толст, да не в родню был прост». В тексте басни этот ее афоризм предваряется поговоркой: «Однако же в семье не без урода». В ней намек на пустопорожность добрых намерений «Воеводы»: решив отстоять справедливость («Неправды я не потерплю ни в ком»), он тут же выносит решение по жалобе овец на волков в пользу последних и под их нажимом:
По шкурке, так и быть, возьмите,
А больше их не троньте волоском.
Так в сюжете и стиле басни реализуется в ироническом аспекте житейская мудрость поговорки: «Снявши голову, по волосам не плачут». О каком волоске может идти речь, если шкурка снята!
Одураченный Слон-воевода сам по себе комичен. Но совершенно обратное, отнюдь не комичное впечатление производят выданные им на растерзание волкам и искавшие у него защиты овцы. В силу трагического подтекста своего комизма Крылов предстает прямым предшественником Грибоедова, Гоголя и Щедрина и становится выразителем народного взгляда на вещи.
Живая, лишенная налета «книжности», равно чуждая ее карамзинистским и шишковистским принципам, национальная стихия просторечного языка - и при этом поэтического языка - басен Крылова открывала перед русской литературой совершенно новый и перспективный путь к решению ее важнейшей тогда проблемы - народности в значении национальной самобытности. Это и имел в виду Гоголь, когда писал о Крылове: «В басне у него выразился чисто русский сгиб ума, новый юмор, незнакомый ни французам, ни немцам и ни англичанам, ни италианцам». Значение басен Крылова для выразительного в своей национальной специфике языка, на котором изъясняются персонажи «Горя от ума», было особо отмечено Белинским: «Не будь Крылова в русской литературе, стих Грибоедова не был бы так свободно, так вольно, развязно оригинален, словом, не шагнул бы так страшно далеко» (7, 442). Несколько позднее Белинский уточнит свою мысль так: «…для Грибоедова были в баснях Крылова не только элементы его комического стиха, но и элементы комического представления русского общества» (8, 574). Приведя в доказательство басню «Лисица и Сурок», Белинский далее говорит: «…много ли стихов и слов нужно переменить в этой басне, чтоб она целиком могла войти, как сцена, в комедию Грибоедова, если б Грибоедов написал комедию „Взяточник“? Нужно только имена зверей заменить именами людей…» (8, 575).
В то же время Белинский отметил и неполноту народности басен Крылова, т. е. далеко не исчерпывающее, одностороннее выражение в них как самой структуры русского национального самосознания, так и его насущных в эпоху Крылова запросов и проблем. Противопоставляя в этом отношении Крылова Пушкину, как один из «ручейков», вливающихся в необозримое «море» народности последнего, Белинский писал: «Крылов выразил - и надо сказать, выразил широко и полно - одну только сторону русского духа - его здравый, практический смысл, его опытную житейскую мудрость, его простодушную и злую иронию» (8, 571). Но это не помешало Белинскому признать «по справедливости» неоспоримое право Крылова «считаться одним из блистательнейших деятелей карамзинского периода, в то же время оставаясь самобытным творцом нового элемента русской поэзии - народности». Народности, «которая только проблескивала и промелькивала временами в сочинениях Державина, но в поэзии Крылова явилась главным и преобладающим элементом» (7, 140).